 |
| Алексей Гаврилович Венецианов |
Не знаю - гений ли русского художника сыграл свою роль или
свежее детское восприятие, но картины как живые стоят перед глазами до сих пор.
Уверен - у многих эти репродукции задержались не только в альбоме, но и в
голове. Но почему? В чем секрет творений художника-самоучки, народного
академика совсем не народной Академии художеств, которого жизнь терла сильнее,
чем он - краски. Сын торговца. Ученик художника. Чиновник. Издатель «Журнала
карикатур», запрещенного лично Александром I. Академик Академии художеств,
который вечно был с ней на ножах. Солдат Отечественной войны 1812 года, бьющий
по французам едкими лубками. Мелкий помещик. Создатель школы, где учил рисовать
бедных, но талантливых детей. В конце концов - «художник государя императора».
Несмотря на крайне высокое звание, в высшем свете он всегда был чужим. Не
понимали чудака, который на свои деньги учит чернь чистому искусству и рисует
крестьянок, словно барышень. А того, чего не понимали, побаивались. И подавали
ему руку профессора академии только потому, что картины Венецианова приобретал
для своей коллекции самодержец всероссийский. Однако в кафедре отказывали.
Слишком простонародным им казался художник. И не только в жизни, но и в смерти.
Ведь погиб он, как простолюдин, в ДТП. Как сейчас бы выразились - не справился
с управлением. Тройка понесла, а он запутался в вожжах. Тогда еще не было «низколетящих»
«Лексусов» и дворяне чрезвычайно редко погибали в дорожно-транспортных
происшествиях.
Вроде все несложно в его творениях - простая жизнь,
портреты, барышни- крестьянки, полумесяцы серпов... Предельная лаконичность - в сухом остатке нет даже слез.
Недаром его укоряли в излишней сухости. Пейзажи исключительно сухопутные (ну за
исключением пары купальщиц).
Огромное «Гумно», для удобства работы с которым пришлось
снести стену мастерской, - далеко не «Последний день Помпеи». Однако хочется
рассматривать. Как-то спокойно. Какое-то все свое в доску, в отличие от
«...Помпеи». Может быть, потому, что ни в одной картине Алексея Гавриловича нет
разрушительного начала. И несмотря на кажущуюся простоту, картины полны смысла,
как добрый колос зерна. Вспомнить ту же самую «На жатве», которая не оставит
равнодушным никого, кто хоть раз полол картошку в знойный полдень. Все ценности
жизни в одной картине - труд, семья, дети, простор России, в котором так легко дышится.
И истинная русская мадонна, которая кормит малыша, отложив на минуту серп.
Извечное разрывание женщины между работой и ребенком, которое со временем стало
только острее. Все это только одна картина, в которой звенящая тишина знойного
полдня чувствуется даже через слой краски.
Спокойствие. Уравновешенность, которой так часто не хватает
в России. Золотая середина между трудом и отдыхом. На картинах Венецианова глаз
отдыхает. Поэтому хочется смотреть на них очень долго. А насмотревшись - снова
работать. И радоваться жизни. В любых ее проявлениях.
Евгений САЗОНОВ
